Письмо №21
Любезный племянник,
ты прав: сексуальные искушения клиента хорошо сочетать со вспомогательным ударом по его настроению. И можно даже сделать его главным ударом, если только клиент об этом не догадывается. Но, как и всегда, успех атаки на нравственность надо подготовить дымовой завесой на рассудок.
Людей озлобляют не столько сами неудачи, сколько обиды из-за неудач. Обижаются же они, когда чувствуют, что нарушены их законные права[1]. Поэтому, чем больше прав на те или иные стороны жизни ты убедишь клиента заявить, тем чаще он будет обижен и, следовательно, озлоблен.
Заметь, что особенно сильно действует на твоего клиента: когда у него неожиданно отнимают время, которым он рассчитывал распорядиться по-своему. Ему не хотелось никого видеть – и вдруг приходят гости; ему хотелось поговорить наедине с другом – и вдруг является его болтушка-жена: вот что его бесит. Он еще не настолько ленив или чёрств, чтобы страдать из-за таких мелочей; но ощущение украденного времени вызывает у него злость.
Поэтому тщательно оберегай у него в сознании такой шаткий тезис: «Мое время – это моя собственность». Пускай встает по утрам с чувством законного права на владение двадцатью четырьмя часами суток. Пускай видит свое рабочее время как тяжкий оброк, а время молитвы – как щедрое пожертвование. И не давай ему ни на минуту усомниться, что исходный баланс, из которого вычитаются данные суммы, в некоем таинственном смысле принадлежит ему по праву рождения.
Это непростая задача. Мысль, которую надо удержать в голове у клиента, сама по себе столь нелепа, что даже мы не сумели бы найти ни слова в её защиту. Никто не может ни создать, ни присвоить, ни единой секунды в реке времени: она течет помимо воли человека. С тем же успехом он мог бы объявить своей личной собственностью солнце и луну.
Далее, по идее, он должен быть готов всецело служить Противнику; явись перед ним Противник и призови ко всецелому служению хоть на один день, ему бы надлежало повиноваться. Немалым облегчением для него было бы, окажись в этот день его обязанностью всего лишь слушать болтовню неразумной женщины; а получи он к тому же полчаса на отдых, то был бы даже разочарован такой поблажкой[2].
И если твой клиент призадумается о своем «праве собственности» на течение времени, то, как бы ни был он глуп, с неизбежностью обнаружит точно такое положение дел, день за днем. Следовательно, стараясь удержать эту мысль у него в голове, ни в коем случае нельзя предлагать ему никаких положительных доводов. Их нет. Твоя задача – глушить рассудок, не подпускать его к сути дела. Ставь вокруг дымовую завесу погуще, чтобы в центре оставалось это чувство собственности – немое, неявное, властное.
Вообще говоря, чувство собственности нам всегда впрок. Люди то и дело заявляют такие права собственности, что потеха бывает и на небе, и в аду: надо поощрять такую склонность. В наше время нередко отказываются от полового воздержания, вообразив себе «право собственности» на свое тело – на это неизведанное и ненадежное жилище, где бурлит энергия, сотворившая миры, куда человек попадает и откуда выселяется не по своей воле[3]. Это как если бы монарх из любви к своему маленькому сыну объявил его номинальным сеньором какой-нибудь провинции со своими мудрыми правителями, а тот вообразил бы, что может распоряжаться городами, лесами и нивами, словно кубиками у себя в детской!
Материалом для такого чувства нам служит не только гордость, но и недомыслие. Мы скрываем от людей, как меняется смысл притяжательного местоимения в зависимости от предмета – начиная с «моих туфель», к «моей собаке», «моей прислуге», «моей жене», «моему отцу», «моему владыке» и «моей стране», до «моего Бога». Можно внушить им, что смысл всегда один и тот же, смысл «моих туфель», смысл собственности[4].
Даже малого ребенка можно научить, что за фразой «мой плюшевый мишка» – не тот знакомый образ, на который обращена детская привязанность к задушевному другу (чему научит его Противник, если мы не будем настороже), а тот мишка, которого можно разорвать в клочья, стоит только захотеть. То же и на другом краю диапазона: с нашей подачи «мой Бог» звучит сходно с «моими туфлями»: тот бог, который по праву усердно мне служит, которым я пользуюсь в своих проповедях, – бог, в котором я обеспечил себе долю.
Но при всех условиях фокус вот в чем: человек вообще ничто не может назвать «своим» в строгом смысле собственности[5]. В конце концов, каждый предмет во Вселенной отойдет в собственность либо к нашему Низменному Отцу, либо к Противнику – а наипаче каждая личность[6]. Не беспокойся, все они обнаружат, кому на самом деле принадлежит их время, их тела и души: уж во всяком случае не им самим, что бы там ни было. Пока еще Противник заявляет о своем формальном, якобы законном праве собственности как Создатель; но наш Отец намерен завладеть миром по реальному и действенному праву Завоевателя.
С наилучшими чувствами, – твой дядя
[1] «…Недопустимым и опасным является истолкование прав человека как высшего и универсального основания общественной жизни». – Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека.
[2] «Будьте страннолюбивы друг ко другу без ропота. Служите друг другу, каждый тем даром, какой получил» – 1Пет.4:9-10.
[3] «Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святаго Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не свои?» – 1Кор.6:19.
[4] «Бесконечное количество несчастных браков именно от того, что каждая сторона считает себя собственником другой». – свящ. Александр Ельчанинов. Записи.
[5] «Господня земля и исполнение ея, вселенная и вси живущии на ней». – Пс.23:1..
[6] «…Оставьте расти вместе то и другое до жатвы; и во время жатвы я скажу жнецам: соберите прежде плевелы и свяжите их в связки, чтобы сжечь их, а пшеницу уберите в житницу мою… Поле есть мир; доброе семя, это сыны Царствия, а плевелы - сыны лукавого; враг, посеявший их, есть диавол; жатва есть кончина века» – Мф.13:30,38-39.
| В начало страницы | На заглавную страницу |