я запросил коллегу, которому поручена девица твоего клиента, и, похоже, обнаружил слабое место у неё в обороне. Это неприметный недостаток, ничем не замутненная склонность, обычная для женского пола в культурной среде с отчетливыми общими убеждениями: всех, кто таких убеждений не держится, считать дурачками.

Мужчины, которым чаще приходится встречать людей с иными взглядами, подобной склонности не имеют: уверенность у них, если и есть, то другой природы. Она же полагает, что опирается на веру, а в действительности – всего лишь на обыкновение, воспринятое ею от старших. Сходным образом, в детстве ей могло бы представляться, что форма столовых приборов у них в доме «правильная», «нормальная», «настоящая», в то время как у соседей – «неправильная».

Признаю, в этом её недостатке столь много от наивности и неопытности, и столь мало от духовной гордости, что реального шанса взять её он не дает. Но подумай: как с его помощью атаковать твоего клиента?

Неопытность в любом деле теряет меру. Выскочка в высшем обществе вылощен донельзя; молодой ученый чересчур педантичен. Твой клиент – новичок в своем нынешнем кругу. День за днем он встречает подлинную христианскую жизнь, доселе ему неведомую, и к тому же смотрит на неё через волшебное стекло своего чувства к девушке.  Он жаждет подражать всему, что видит, – и  Противник в самом деле того требует. Так пусть же он подражает этому недостатку своей возлюбленной и раздувает его в себе сверх меры, пока её простительная слабость не превратится у него в самый прочный и великолепный из всех пороков, в духовную гордость!

 Условия для этого выглядят идеально. Новый круг общения, помимо христианской веры, дает твоему клиенту немало поводов для чванства. Эти люди лучше образованы, лучше осведомлены и лучше к нему относятся[1], чем кто-либо из его прежних знакомых. К тому же, он тешит себя некоторыми иллюзиями о своем месте в их обществе. На предмет своей влюбленности он, вероятно, пока еще глядит снизу вверх; но на всех остальных всё увереннее смотрит как на равных.

Ему невдомек, как многое ему прощают из милости, и терпят его как будущего члена семьи[2]. Ему и в голову не приходит, сколько слышанного от них перешло в его собственные речи и суждения. Тем менее способен он понять, что его восхищение новыми друзьями вызвано прежде всего тем чувственным восторгом, который он ощущает подле своей пассии. Ему кажется, что между ними есть некое духовное сродство, которое служит причиной его симпатий; а между тем они настолько ему чужды, что не будь он влюблен, вместо симпатий остались бы неприязнь и недоверие[3]. Он сейчас как охотничья собака, беззаветно преданная хозяину: в восторге от пальбы и порохового дыма, она могла бы вообразить, что знает толк в ружьях.

Итак, вот тебе план действий. За счет любовного чувства и при помощи своих опытных, участливых приверженцев, Противник ведет ввысь этого юного дикаря, куда бы ему иначе никогда не подняться. Твоя задача – чтобы он почувствовал там себя как дома: будто бы люди эти ему «свои», и в их обществе он на своем законном месте. Любая же другая компания покажется ему пустой: отчасти потому, что и в самом деле навряд ли найдется столь же интересная компания, но прежде всего потому, что там не будет его возлюбленной.

Эту разницу между двумя компаниями, приятной и неприятной, под твоим чутким руководством он должен осознать как разницу между верующими и неверующими. Развивай в нем чувство особенности, дескать, «мы, христиане, совсем другие», – только не надо облекать его в слова; пусть «мы, христиане» исподволь означает для него «мой круг», а «мой круг», в свою очередь, – не «где приняли меня со снисхождением и терпением», но «где мое место по праву».

Успех зависит от того, сумеешь ли ты замутить воду. Чтобы он явно и гласно стал гордиться своей верой, скорее всего у тебя не получится: там хорошо помнят, о чем предупреждал Противник[4]. Но если дашь ему забыть про «нас, христиан», чтобы он просто утешался «своим кругом», то получишь обычное тщеславие, ничтожный мелкий грешок по сравнению с духовной гордостью. Ко всем его мыслям тебе надо подмешивать некоторое хитрое самодовольство, не допуская задать себе вопрос: «Чем конкретно я так доволен в отношении себя самого?»

Ему очень нравится быть в избранном обществе, в узком кругу: работай над этим. Когда девчонка по наивности позабавится чем-то услышанным от внешних, пускай он учится у неё и усваивает такую привычку. На пользу пойдет кое-что из современных христианских теорий, где надежду человечества возлагают на узкий круг подготовленных вождей будущей теократии[5]. Тебе без разницы, много ли в этих теориях истины: важно представить ему христианство в качестве некоей тайной доктрины, к которой он нынче приобщился.

И прошу тебя, не заполняй свои письма вздором про европейскую войну. Исход её, конечно, имеет значение, но это дело Низшего Командования. Меня совершенно не трогает, сколько народу погибло в Англии под бомбами[6]. Что всем им со временем предстоит умереть, я знал и без того, а в каком состоянии они встретили смерть – узнаю впоследствии. А ты займись своим делом.

С наилучшими чувствами, – твой дядя