| В начало страницы | На заглавную страницу |
- Ты что же теперь, каждое воскресенье в церковь ходишь?
- Да, в общем-то... и накануне... и другие праздники есть... и по будням стараюсь...
- Вот это да! Со всей семьей? А вы поститесь? Или поститься теперь не нужно? Исповедуешься священнику? А старшего вы в православную школу отдали? Ты и в ангелов, и в бесов веришь, или только в Бога? А с женой вы ругаетесь? Курить ты что, бросил? А вина тебе можно? Библию читаете? А Жития Святых?...
Друзья недаром обстреливали Сергея вопросами. Собравшись вместе впервые за несколько лет, они не могли узнать своего старого приятеля. Сергей С., как и многие другие, был крещен в детстве благодаря настойчивости “темной”’ бабушки, но пионерские годы его прошли в полной изоляции от Церкви. Позже, в девятом классе, когда душа, словно птенец, ломает тесную скорлупу детства и выходит в жизнь, что-то переменилось: пушкинская строка “Ум ищет Божества, а сердце не находит” засела у него в памяти. Как рассказывал Сергей, его особенно поразило, что поэт, написавший ее, был почти что его сверстником ... В те годы в школах еще невозможно было говорить о Боге, но учительница, скорее молчанием, чем словами, дала ему понять, что он подошел к рубежу какой-то глубокой и удивительной тайны.
Сергей обзавелся Евангелием и стал время от времени заходить в храм - прислушивался, приглядывался. Прошло несколько лет; он узнал, как устроен круг богослужений, стал различать сюжеты икон, мелодии стихир и ирмосов, научился к месту (а иногда не к месту) уснащать свою речь цитатами из Священного Писания. Окружающим все это очень нравилось. В стране наступило время перемен, и Сергею было приятно, что он “попадает в струю” - но не более того. Учеба, работа, женитьба, ребенок - дел и забот хватало с избытком.
- Ты ведь давно религией интересовался, еще со школы, помнится. Но всегда был как все, свой парень...
- Я и сейчас не чужой.
- Не обижайся, не в том дело. Мы сколько лет с тобой друзья? Странно смотреть на тебя: с виду ты как и был, а на самом деле что-то с тобой случилось. Событие, что ли, какое-нибудь редкостное? Или, может, чудо?
- Вся наша жизнь - чудо... - протянул Сергей, не замечая усмешки собеседника, - а событие пожалуй что и было, только не редкостное, а самое обычное: мы поспорили с Лилей о “психологии нищего”. Помните Лилю?
- Еще бы... На первой парте сидела... Где она, кстати, кто-нибудь знает? Что-то ее не видно - не слышно...
- Были мы как-то у них в гостях: сидим, разговариваем о том—о сем. Муж у нее как раз стал серьезные деньги зарабатывать: купили, как водится, новую квартиру, мебель, всякую всячину... Да я и сам тогда на новую работу перешел, на жизнь хватало. Но тут я что-то сказал про магазин у нас на углу, где продукты попроще и подешевле, и Лиле это ужасно не понравилось. Она так через весь стол на меня посмотрела, будто я ей нахамил, и говорит: “Это что еще такое? По-моему ты можешь себе позволить покупать продукты в дорогом магазине.” Я удивился и говорю: “А зачем?” Тут ее прямо затрясло: “Стыдно, Сергей. У тебя психология нищего!”
Я, помнится, растерялся тогда. Никогда раньше на эту тему не задумывался, а тут такой напор... Может быть я не прав? Может и впрямь есть чего стыдиться? Может, надо смотреть на вещи по-другому? И жить по-другому?... Я хотел ей сказать, что нет у меня никакой психологии нищего, что я такой же, как все, и в магазин за продуктами хожу просто как все, открыл было рот, запнулся и сказал почти бессознательно: “Блаженны нищие духом, яко тех есть Царствие Небесное”.
Как она смеялась! И про Царствие Небесное кое-что добавила, чего я повторять не стану. Но зато обиды не осталось и следа. Расстались мы в тот вечер друзьями, как всегда, и она сказала: “Обязательно с тобой еще поговорим про нищих духом и все такое прочее. Я тебе все-все объясню, вот увидишь!” И мне, признаться, самому не терпелось узнать, что она мне такое скажет.
- Ну, и что же она тебе сказала?
- Она ничего не сказала. Она умерла.
- Да ты что!?...
- А вы разве не знали? Рак. Всего четыре месяца. Тогда, в крематории, я в первый раз сознательно осенил себя крестом - не для вида, не вслед за другими, а от страшной ясности ее последнего безмолвного аргумента в нашем споре... Она весело смеялась над Небесным Царством, - и что же предлагала она взамен? То немногое, что от нее осталось, лежало передо мной в открытом гробу. “Что убо чаю и на что надеюсь?...” Если в моей психологии было хоть крохотное зернышко евангельского духа, то настало время растить из него дерево новой жизни - простите меня за такие возвышенные слова.
Все молчали под впечатлением печальной новости. Собеседник Сергея счел нужным продолжить дискуссию:
- Конечно, очень грустно... Я понимаю, что ее скоропостижная кончина толкнула тебя в религию. Но ведь это и есть необычайное событие: молодые здоровые женщины умирают совсем не часто.
- Не буду спорить. Обычных смертей, наверное, не бывает: любая смерть уникальна, как и любая жизнь. Но с другой-то стороны, - и Сергей обвел внимательным взглядом всех сидевших с нами за столом, - есть ли у нас в жизни что-нибудь более естественное, неизбежное и непоправимое, чем смерть?
Снова тишина. Слышно было, как дрожат, соприкасаясь, две рюмки. Чей-то голос затянул было ”Во блаженном успении...” и тотчас осекся.
Иеромонах Макарий
| В начало страницы | На заглавную страницу |