"Если Бог справедлив, то почему осуждается на вечные муки тот, кто делает добро, но не ходит в церковь, а тот, кто делает зло, а потом в церкви кается, попадает в рай? По-моему, это не совсем справедливо…"

Начнем с того, что мы не знаем, кто именно попадает в рай, а кто в ад. Мы в упор не видим своих грехов, ошибок и слабостей, пытаемся рассуждать о чужих грехах, и с близорукой самоуверенностью заявляем, что мы, дескать, будем в раю, а "они", конечно же, в аду. Нет нужды опровергать такие взгляды: с Православием они ничего общего не имеют.

Спасение христианина - между страхом и надеждой; оно строится на смирении, которое мы так усердно расхваливаем и так лениво претворяем в жизнь. Разумеется, смиренный человек с порога отбросит все домыслы о "достойных" и "недостойных" Небесного Царства. И если бы нам удалось заглянуть в рай, мы бы изумились до крайности, не найдя среди его обитателей всех тех, кого мы ожидаем там увидеть, и наоборот, обнаружив там тех, кому по нашему мнению там не место…

На этом можно было бы закончить разговор, если бы не один предмет, который требует нашего внимания: справедливость. Если население рая и ада - это, попросту говоря, не наше с вами дело, то Божия справедливость касается каждого из нас, и мы обязаны иметь о ней достаточно ясное представление.

А ясности-то у нас и нет. Мешает ей все та же близорукость. Без оглядки перенося на Бога все то, к чему мы приспособились и привыкли в земной жизни, мы рисуем Его в нашем приземленном сознаниии то рассеянным чудаком, без разбора сыплющим золото направо и налево, то хладнокровным бухгалтером, безжалостно сводящим счеты с неисправными должниками.

Надо сказать, что подобные заблуждения по большей части берут начало на западе, в протестантизме и римо-католицизме, и лучшие православные авторы положили немало труда на их преодоление. Но с той поры, когда Православие было под сильным влиянием западных наставников, вполне освободиться от них пока не удалось.

Успех лучше заметен, когда заходит речь о Божием милосердии и человеколюбии. Что Бог не прячется ни в жадном лавочнике, который требует долг с процентами, ни в заносчивом барине, которому подавай "удовлетвороение за нанесенное оскобление", это, надо полагать, сегодня уже ясно каждому. Но со справедливостью дело обстоит хуже. У нас перед глазами - многочисленные примеры справедливости, нелицеприятия, беспристрастности, равенства граждан перед законом. Уж конечно, Небесный Судия превосходит земных судей в этих качествах при назначении людям их вечной участи…

Если мы - христиане, то во всяком серьезном вопросе (а данный вопрос, бесспорно, относится к самым серьезным) мы должны видеть Личность Христа. И более того: если какой-либо серьезный вопрос решается помимо Христа, мы должны признать такое решение неполным, неточным, неправильным. А между тем именно это и происходит в данном случае! Если судьбу человека, его вечную жизнь или вечную гибель, определяет сверх-справедливый супер-беспристрастный абсолютно всеведающий Судья на основании объективных свидетельств и неопровержимых доказательств, - то к чему, спрашивается, и Голгофа, и Крест, и гвозди, и копие, и желчь, и оцет, и камень, отваленный от гроба, и дорога в Эммаус?

Ответ можно дать, несколько расширив поле нашего зрения. Мы можем - а точнее, обязаны - сделать это на основании свято-отеческого учения о трех мотивирующих началах в человеческой душе: рабском (из страха перед наказанием), наемническом (из интереса к вознаграждению) и сыновнем - начале любви. Первые два начала вполне охватываются понятием справедливости: как наказание, так и вознаграждение Господь определяет нам строго по мере наших собственных действий. Но третье начало к справедливости не сводится, а без него нет христианства. Нет и спасения.

Аналогия наша, как и всякая аналогия, ограниченна и приблизительна. Но она вполне законна, поскольку позволяет увидеть небесное в земном. Ведь и образ праведного Небесного Судьи - тоже аналогия.

Итак, представьте себе, что вы возвращаетесь домой - после трудного рабочего дня, долгой командировки, многолетнего странствия - по улицам большого города. Дома вас ждут: жена, муж, родители, дети. Ждут и любят. И вы любите их (его, ее), и ваше сердце горит ясным видением скорой радостной встречи.

Вы скользите взглядом по окружающим вас незнакомым лицам, и странная мысль приходит вам в голову: "А справедливо ли, что все эти люди лишены той радости, которая меня ожидает? Они ведь не войдут со мною в мой дом, ничего не увидят, не услышат, не узнают… Я-то ничем не лучше их; за какие же мои добродетели и заслуги готовится мне мое счастье?"

Такая мысль, коль скоро она возникнет, всяким здравым рассудком будет отброшена как абсурдная, если не хуже. Любовь выше и сильней справедливости: справедливость отступает в тень, когда говорит любовь.

Вы, конечно, можете возразить, что окружающие горожане не лишены счастья, каждый - своего собственного. Здесь аналогия нарушается: наше земное счастье всегда субъективно, зависит от нашего настроения и состояния, а Небесное Царство - объективно. Поэтому так привлекательны и опасны модерн-оккультные домыслы о Брахмане, который-де одновременно и Атман, и о "боге, который у меня в душе". Но об этом - в другой раз.

Иеромонах Макарий

Отдел писем

На заглавную страницу