ЧЕРЕПАХА
Архиепископ Нафанаил (Львов, +1985)
«Скорлупа черепахи — это ее ребра. Только у людей и других животных ребра бывают отдельно, а у черепахи ребра срослись в скорлупу. Главное же, что у всех животных ребра бывают под мясом, а у черепахи ребра сверху, а мясо под ними...»
Что за чушь? Кто же не знает, что у черепах, как и у всех позвоночных, есть ребра внутри ее тела, что ее щит (скорлупа) это затвердевшая кожа, а никак не ребра? Кто не видел в самых начальных книгах по зоологии скелета черепахи? Какой глупец мог написать такой вздор?
Это написал знаменитый писатель Лев Николаевич Толстой в своем рассказе «Черепаха», который и до сих пор, со всей приведенной тут ерундой, издается в многомиллионном множестве.
И с какой самоуверенностью, с каким поучающим пафосом это написано! Не просто оговорился, а остановился и подробнее написал свое, как и все у него, гениальное, открытие, что у черепах ребра «над мясом». Таких, столь же самоуверенных и столь же невежественных заявлений у него много, особенно в области бесконечно более важной, чем все иные, в области религиозной.
У него отец Сергий начинает служить обедню на другой день после того, как его постригли в монахи, хотя, думаю, что даже и сейчас, в наше одичавшее время, каждый знает, что пострижение в монахи это одно, а посвящение в сан священника — другое, и только последнее дает человеку возможность в Православной Церкви совершать Литургию. У него отец Сергий в особенный восторг при служении Литургии приходит на проскомидии, хотя каждый хоть немного знакомый с богослужением знает, что проскомидия это лишь подготовительная часть Литургии, на которой священнослужитель приготовляет хлеб и вино для будущего совершения Таинства.
Вспомним описание Литургии в романе Толстого «Воскресение». После кощунств советских безбожных журналов, которым приготовил путь своими кощунствами Лев Толстой, нас уже не ранят его кощунства так, как ранили они пятьдесят лет тому назад, когда за них по преимуществу он был отлучен от Церкви.
Сейчас, перечитывая эти строки, удивляешься не столько кощунству их, сколько глубочайшему и наглому невежеству. Ведь, если сам он не хотел пойти и посмотреть в церковь, как совершается богослужение, прежде чем о нем писать, то хоть спросил бы сведущих людей. Это минимальное требование, которое можно предъявлять к писательской добросовестности. Но нет, он слишком горд, слишком самоуверен для этого. Как и в случае с черепахой, он пишет первое, что ему приходит в голову в полной уверенности, что все, что выходит из под его пера — гениально. Несчастный человек, он поверил той льстивой мгле, которая окружила его.
Для понимания Толстого эти его ляпсусы очень характерны. Мы начали с черепахи, потому что, увы, его гораздо более серьезные промахи в вопросах веры для современных поколений гораздо менее наглядны. Быть невежественным в деле веры для очень многих не стыдно.
Бедные, бедные люди, и ведь их были большие тысячи, а сотни остались и по сей час, которые пошли за этим невежественным и самоуверенным, не умевшим учиться человеком только потому, что он был очень талантливым писателем, жизнь свою строили по его указаниям. Сам слепой, скольких слепых он привел в яму и как много ему обязана наша Россия и весь мир своей страшной катастрофой…
| В начало страницы | На заглавную страницу |